Душа дракона - Страница 81

И тут же Дилю стало его отчаянно жаль, потому что Илем не мог быть другим. То есть мог… и это было бы гораздо хуже. Он мог стать всего лишь мелким подлецом, которого сломали братья храма одиноких душ, мог даже себя не защищать…

Кай был наготове, но Илем так и не встал.

– А знаешь, – тем же ровным тоном продолжила Лири, – я рада, что наши пути пересеклись. Ты не можешь мне нравиться, но нравишься. Ты позволил… нет, ты заставил меня на многие вещи посмотреть иначе, заставил научиться ценить то, что я имею. И самое лучшее в моей жизни – это вовсе не горячие ванны в любое время, наряды, балы и прочие дворцовые развлечения. Самое лучшее в моей жизни – это Диль. И в твоей тоже.

Илем опустил глаза.

– Ладно, кукла, – процедил он сквозь стиснутые зубы. – Нового ты ничего не сказала, я и сам в герои не записывался. Не испытывать страха не значит не быть трусом. Я это очень хорошо понял, когда увидел Силли. И Ори… Да, мне жаль Ори. Славный был парень. Без затей.

– Он был такой, каким тебе никогда не стать, – согласилась Лири. – И мне тоже. Ты думаешь, я считаю себя лучше, чем ты? Да нисколечко. Хочешь узнать? Да, я чуть не описалась. Я ужасно боюсь высоты. Мне хотелось спрыгнуть, потому что даже свалиться с такой высоты не так страшно, как там быть. Так что говори что угодно.

– Не буду, – засмеялся Илем, и принужденности в его смехе не было. Почти. – Но раз уж мы стали такие откровенные и прямые, скажи мне вот что. Неужели это лучше, Лири? Холод, голод, комары, грязь, волки, необходимость прятаться, скрываться, убегать? Неужели быть королевой настолько хуже?

– Да, хуже!

– Дура ты, хоть и принцесса. Запомни: государством правит, конечно, король. А умная королева правит королем. Поздно об этом говорить, конечно, но почему ж твоя мама не внушила тебе такую простую мысль?

Лири долго молчала, продолжая беззвучно плакать. А потом все же сказала:

– Я не знаю. Но даже если бы внушила… Я все равно сбежала бы. Я и подумать не могла…

– А должна была, – жестко бросил Илем. – Я свою жизнь провел на дне или в храме, что еще хуже, но очень хорошо…

– Она была наивной и чистой, – перебил его Кай. – И именно этого ты не можешь вообразить, потому что никогда не только таким не был, но таких и не встречал. Таких не бывает на дне или тем более в храме. Франк прав: ты неизменно ждешь от мира подлости, а она ждала любви.

Странно, но Илем не огрызнулся, вообще не ответил, лег на лавку и повернулся носом к стене. Кай укрыл его своим плащом. А Диль подумал, что штаны ему придется сушить, потому что слезы продолжали литься ему на колени.

– Я все время думаю… – глухо начал Илем. – О Хантеле. Нет, не раскаиваюсь, само собой, и снова то же самое бы сделал. О том, что с ним случилось. О лютине. Я не знаю… может, мы тоже затронуты этой лютиной. То есть потеряли свободу воли.

– Может быть, – согласился Кай. – Я тоже думал об этом. Ты ведь тоже наблюдал? Я не заметил ни в ком особенных перемен, которые бы свидетельствовали о лютине… Но знал вас я не настолько хорошо.

– Да брось. Мы изменились. То есть не ты, не Ори… может, эта дрянь только на людей влияет.

– Вы изменились, – кивнул Кай, не сводя невыносимо синих глаз с Диля. Почему? – Но я бы сказал, в лучшую сторону. Конечно, и лютина может так действовать, это необязательно зло, однако она непременно действует одинаково на всех. А вы изменились по-разному. Словно шагнули навстречу друг другу. Словно поделились друг с другом частью себя. Поэтому я думаю, что вас изменил наш путь.

– Или наша цель, – язвительно добавил Илем.

– Нет, – покачал головой Кай. – Тебя – нет. Тебе и правда плевать на мир.

Диль расстроился. В общем, Кай, конечно, прав, но разве ж всякую правду стоит говорить вслух. Илем и сам это знает, только одно дело знать самому и совсем другое – услышать от кого-то. Особенно если ты этого «кого-то» уважаешь. И особенно если ты вообще не имеешь обыкновения кого-то уважать.

– Ты тоже изменился, – проворчал Илем, – сделал шаг ко мне, то есть опустился до моего уровня.

– Говорю обидную правду. И знаешь почему? Я надеюсь на твой разум. Я верю, что ты способен перешагнуть через свою неприязнь. Ради общей цели.

Илем резко сел, подхватил соскользнувший плащ и закутался в него.

– Это насчет спасать первым делом Лири, а не свою задницу? – осведомился он мрачно. – Это понятно. Пусть и очень не хочется. Я отчетливо понимаю, что именно она должна завершить миссию, а мы должны помочь Франку ее довести. Я, Кай, в отличие от тебя очень хочу жить. Уж и не знаю, откуда у меня такое неудержимое желание. А еще я почти так же сильно хочу, чтобы Диль выжил. До Лири мне дела нет, а с тобой все ясно: ты вроде Ори, ты обязательно нас прикроешь. И я это проглочу, не останусь с тобой, потому что очень хочу пожить еще… ну хоть лет двадцать…

– Ты не останешься со мной по другой причине, – улыбнулся Кай. Тепло и ласково. – Это не будет иметь смысла. Тебе не сдержать большого количества врагов, в отличие от Ори с его боевой яростью или от меня… я тоже могу кое-чем удивить преследователей. И поверь, я не вижу ничего предосудительного в желании выжить. Я постараюсь, чтобы твое желание сбылось.

– А… – Илем махнул рукой под плащом и снова лег. – Все равно этого не случится. Хотеть, сам понимаешь, не вредно.

Кай сначала не ответил, но когда прошло несколько минут вдруг заговорил, да не просто привычно мягко, а даже и мечтательно. И даже глаза не были такими яркими, как обычно, посветлели, что ли. Смотрел он по-прежнему на Диля.

– Мне иногда кажется, что мы, эльфы, проще избавляемся от трудностей, потому что надеемся и верим. Неизменно, даже когда не на что надеяться и не во что верить.