– Так не бывает, – тяжело уронил Кай. – Даже эльфам нелегко далось решение уйти от войн.
– Помечтать не даст, – проворчал Илем. – Мне другое интересно. О чем может думать Франк? Насчет согласиться?
Согласиться? Франк? Это даже не было смешно. Душа дракона не позволит не защищать. Он может не любить людей, глупых, грязных, готовых убить за диггет, но не может не защищать их. Диль иногда самонадеянно думал, что понимает Франка, потому что ему отчаянно хотелось защитить Лири от опасностей, от мира и даже от самой себя. Как Илем может подозревать ее… или просто дразнит по вечной своей привычке? чем она так раздражает его? схожестью и полным несходством с Силли? Возраст один, но положение настолько уж разное, и это может злить его? почему? он не так уж и подвержен эмоциям, годы в храме не могли не выбить из него чувствительность.
– Надо было мне этому Сандурену голову оторвать, – обиженно пробурчал Ори. Диль отчетливо представил себе, как орк изо всей немереной силушки дергает мага за голову, как кровь бьет вверх, словно фонтан в праздник чистоты. Его затошнило. Почему-то применительно к Ори хотелось воспринимать все буквально.
– А что изменилось бы? Вряд ли он один такой в ордене… А раньше они не обращались к драконам напрямую?
Диль был почти уверен, что обращались. И что драконы отказались, как и Франк. И люди, их сопровождавшие, тоже. Только никому потом не рассказывали. Почему? Почему не попытались найти этот орден?
А потому что переубедить их, скорее всего, нельзя. Остается уничтожить. Но разве могут это сделать защитники…
Голова шла кругом. Как легко было не думать, а просто отмерять шаги от привала до привала, от упражнений к выступлениям, как просто было крутить обратное сальто или флик-фляк, не считать кульбиты и задумываться только о порядке каскадов. Как легко было не жалеть себя и все время помнить Аури. Как хочется обратно в свое одиночество, когда не нужно было защищать даже себя. Плыть по течению, лететь по ветру.
Быть опавшим листом.
Шуршать под ногами прохожих.
Высыхать под солнцем и гнить под дождем.
Никогда этого больше не будет. Даже если вдруг миссия закончится для него благополучно, он уже не сможет стать прежним.
Опавшие листья не умеют убивать. И даже подставлять под боевой топор орка. И даже подставляться под чужой арбалетный болт. И даже размышлять о судьбах мира. Опавшие листья пусты. У них даже души бродяги нет.
А у тебя – есть?
Против ожиданий, Франк не заставил их трогаться в путь, выждал еще несколько дней, всякий вечер проверяя самочувствие Диля. Плечо здорово болело, Диль с ужасом представлял себе момент, когда придется влезать на лошадь… но не пришлось. Его снова погрузили в карету, укутали в одеяло и велели не рыпаться. Вот уж чего он не умел никогда.
Лири не составила ему компании, и даже Илем предпочитал свежий ветер. Диль смотрел в окно и пытался вернуться к прежнему состоянию, но никак не получалось. Утешать себя Диль не привык. Не умел. Никогда. Даже в детстве. Может, потому что ему всегда старались объяснить – и его вину, и его детские несчастья, и причины неудач или наказаний. Мама, конечно, могла его и по голове погладить, и несколько ласковых слов сказать, но в поощрение, а не в утешение. Тогда он обижался, потом забыл, а сейчас понял, что его на свой лад учили быть сильным. Уроки впрок не пошли, сильным он не стал, зато и утешений не искал.
Может, именно потому он так хорошо чувствовал себя рядом с Аури. Понимающим, любящим и способным не только поддержать, но и утешить.
Странно было сравнивать свою вину и вину Лири. Одного никчемного акробата и двадцать тысяч невинных жертв. Наверное, это кощунство. Становится ли больше вина, если посиневших лиц не одно, а многие тысячи? Насколько больше? Насколько тяжелее? Можно ли ее вынести, если каждое лицо увеличивает груз и боль?
Вот и получается, что сравнивать – можно.
А кому-то, наверное, все равно. Кто-то оставляет за спиной чужую смерть и не вспоминает об этом. Идет по жизни с чистой совестью.
Даже Илем не смог. Ведь и убивал же и забывал – а Силли помнит.
– Гоните! – крикнул Франк. Сандурен. Белый орден. Не дать нам добраться до цели. Позволить погибнуть…
Карету основательно тряхнуло, но Диль даже не заорал, не то что прошлый раз. На всякий случай он вцепился в поручень и остро ощутил себя бесполезным. В каретах его катают. Где он защищен от стрел. А Лири – там, снаружи.
Бешеная скачка кончилась быстро. Похоже, их загнали в засаду. Дико заржали впряженные в карету лошади. Потерянные боги, почему вы так немилосердны, почему заставляете убивать… Или это тоже кара за смерть Аури?
Диль осторожно открыл дверцу и выкатился наружу. Франк, мрачнее мрачного, стоял выпрямившись и не мигая смотрел назад, слилась с землей Лири, выцеливая невидимых врагов.
– Не злите меня, – рявкнул вдруг Франк так, что вздрогнул даже невозмутимый Кай. – Все на сегодня! Но если кто-то готов познакомиться с огнем дракона – милости прошу!
Желающих не обнаружилось. Франк постоял еще несколько минут, присматриваясь и принюхиваясь, а потом махнул рукой своему воинству. Они углубились в лес, ведя лошадей в поводу, и Диль в том числе. И ничего. Боль, конечно, постукивала в плечо, но терпеть это было можно. Запрыгнуть в седло при необходимости и должной тренировке можно и без помощи рук. Исцелен. Так странно. Сказки порой приходят в жизнь, но лучше бы они этого не делали, потому что в реальности они никогда не имеют счастливого конца.