Диль был благодарен Илему за то, что тот тоже не касался этой темы. Все вернулось к прежнему: он едва ее замечал, иногда бросал едкие реплики, а она едва обращала на него внимание. Франк тем более не заводил подобных разговоров. Он, наверное, и правда ничего достоверно не знал, несмотря на огромный опыт. О потерянные боги, каково это – жить вечно? или просто необыкновенно долго? насколько ж безупречную жизнь надо иметь, чтобы не терзали постоянно воспоминания об ошибках?
Франк слишком хорошо понимал их, чтобы заподозрить его в безупречности.
– Каково это – быть драконом? – спросила Лири, подбрасывая в огонь ветки. – Даже представить себе не могу.
Франк неопределенно пожал плечами.
– А каково это – быть человеком? То же самое. Только возможностей больше.
– И ответственность больше, – сказал Кай. – Драконы – защитники мира. Только подумайте, какой это груз.
– А наплевать на предназначение? Наплевать на мир, пусть сам выкручивается как хочет? Постоянно исправлять наши косяки? Мы наворотим – а им расхлебывать?
– Ты бы наплевал? – воинственно повернулась к нему Лири.
– Непременно.
Диль не поверил. И поверил одновременно. Это было странно. Наверное, Илем захотел бы наплевать, но у него не получилось бы. Или получилось? Человек, у которого было такое детство, имел право пренебрегать миром.
– Как раз этого он не может, – покачал головой Кай. – Ты не понимаешь, Илем. Это не обязанность – защищать. Это потребность души. У нас высшая похвала – сказать о ком-то, что у него душа дракона.
Франк смотрел на огонь, отражавшийся в его бронзовых глазах.
– Я не могу не быть драконом. И при этом я человек. И сам не понимаю, как это. И уже давно не хочу понимать.
– Тебе хочется защищать нас? Тупых, грязных, агрессивных, готовых убить за стертый диггет?
– Нет. Но не делать этого я не могу. Потому что вы способны на добро, любовь, ласку. Даже ты. Вы способны чувствовать свою вину и помогать друг другу. Вы способны поделиться последним глотком воды… и не надо краснеть, Диль, так оно и есть. Вспомни, я ведь не особенно удивился, когда ты это сделал.
– Чувствовать свою вину мы способны, – словно не слыша его, продолжил Илем. – И что – мы своего рода жертвы? Мы обязаны искупить свою вину этой миссией?
Франк снова покачал головой.
– Нет. Не обязаны. Я, собственно, вас не держу, можете разойтись хоть сейчас. И не говори мне, что тебя испугали мои слова о том, что долго не проживешь. Ты не поэтому не уйдешь. Кай будет выполнять то, что считает своим долгом, а тебе… тебе просто любопытно, что будет дальше. И что бы ты ни сделал, ты всегда будешь помнить Силли такой, какой увидел ее на площади.
– Ты наверняка много размышлял о смысле этой миссии. Поделись! Как бы ни был я любопытен, у меня слишком мало информации, я Серых хроник не читал даже в копии. Почему мы?
– Не знаю. Правда, Илем, не знаю. Только предположения. И о выборе определенных людей, и о высшей цели… Некоторые ученые мужи считают, что в каждом из вас есть хоть капля крови тех, кто прошел этот путь впервые, для того чтобы искупить грехи мира. Теперь можешь смеяться.
– Не свои? – засмеялся Илем. – Чужие? Что за чушь? Как я могу искупить грехи мира? Пожертвовав собой ради его спасения?
– Необязательно жертвовать. Я надеюсь довести вас всех. У меня приличный опыт, я умею выбирать необычные маршруты, находить способы уйти от преследования… Да и драться умею не хуже, чем Кай или Ори.
– Ну еще бы! Ты не боишься смерти. Она тебя избегает.
– Я тоже не боюсь, – обиделся Ори. – Орк в бою ничего не боится. Не понимаешь, так молчи.
– Илем, твои предположения ничем от моих не отличаются, – вздохнул Франк. – Несмотря на опыт и информацию. То есть точно я знаю всего две вещи: дружная команда куда более вероятно пройдет пусть без потерь и я должен довести всех живыми. Все. У нас – дружная, несмотря на твой омерзительный характер.
– Я защищаю себя, а не мир, – пожал плечами Илем и добавил, покосившись на Кая: – У меня душа вора, а не дракона. И мне ничуточки не стыдно. Я вообще не знаю, что это такое.
Кай молча улыбнулся, а Диль улыбку подавил. Все бы так защищали себя, глядишь, зло не накопилось бы в таком количестве, что начало притягивать иное зло…
Это было слишком сложно и в то же время слишком просто. Будто мало того, что люди способны натворить сами.
Ванрелла была спокойным и мирным королевством. Войн не было почти сто лет, не вспыхивали мятежи, не так чтоб много было и разного рода лихих людей. Упорядоченность и уважительность, которые Франк называл мудреным словом «структурированность», удерживали ванрельцев от конфликтов. Наказания были суровыми, но справедливыми и никогда не бессмысленно жестокими. Ворам, например, рук не рубили, отправляли на работы, причем не только каторжные, не только шахты и рудники. Осужденные трудились и на очистных сооружениях, на строительстве, но, конечно, на тяжелой и грязной работе. Убийц казнили, иногда публично, но не так, как например, в Гидине, где казни длились чуть не час, а публика посещала их охотнее, чем цирк. В Ванрелле преступников просто вешали, благородным, если они заслуживали смерти, отрубали головы. В Ванрелле каждый знал свое место, и Диль не понимал, почему это раздражает Франка. Что значит – отсутствие свободы? Сын каменщика смог стать акробатом, и никто ему не помешал. Никто не мешал сыну сапожника работать плотником. Просто куда разумнее наследовать отцовское дело, потому что никто лучше отца не научит. Диль даже мальчишкой смыслил в строительстве больше иного взрослого, знал, как надо класть камни, как пользоваться отвесом, сколько раствора требуется для ракушняка, а сколько для известняка, причем знания не были пустыми: он сам складывал небольшой загончик для гусей. Кривовато, конечно, получилось, но получилось же, а ведь ему в ту пору было всего тринадцать и он уже влюбился в запах арены.